– Знаешь, мне кажется, что Эйнштейн не довел дело до конца.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня есть гипотеза – по мере приближения к скорости света умственные способности у человека стремятся к нулю.
– Возможно, в этом что-то есть, – признал Монтичелли.
– Свинина с бобами, свинина с бобами, господи, опять свинина с бобами, – быстро затихая, верещал динамик в башне управления. – Снимай штаны, потому что я хочу проверить твое зрение. Теперь вдохни. Крутт, от которого все мрут, а…
Дежурный офицер отключил связь.
Эскорт присоединился к нему в Сирианском секторе; встреча произошла неожиданно – в то время, когда он опал крепким сном. Сигнал вызова включил сирену, пронзительный вой которой заставил его вылететь из койки. Несколько секунд он недоуменно озирался вокруг: пол вибрировал под его ногами, в голове отдавалось мерное тиканье автопилота.
– Зерн кайд уит? – проскрипел динамик: – Зерн кайд уит?
Это был кодированный запрос о принадлежности его судна.
Усевшись в пилотское кресло, Лиминг повернул ручку передатчика, который выбросил в пространство короткую серию цифр. Затем он протер глаза и поглядел на экран переднего обзора. Невооруженным глазом он мог видеть только мириады звезд, мерцавших в темноте.
Лиминг включил инфракрасные датчики: теперь по экрану параллельно его курсу полз ряд светящихся точек. Вторая группа кораблей, выстроившихся клином, маячила далеко впереди. Конечно, он увидел не сами суда, а тепловое излучение, которое испускали их раскаленные добела дюзы и шлейфы выхлопных газов.
– Кифа! – раздалось из динамика: это означало «все в порядке».
Лиминг заполз обратно в койку, натянул на лицо одеяло и положился на автопилот. Минут через десять он начал дремать; ему пригрезилось, будто он спит в открытом космосе, где уже никто не сможет его достать. Вдруг, отставив код, динамик рявкнул на нормальном языке.
– Сбавь ход, пока мы тебя не потеряли!
Он подпрыгнул, как ужаленный, сел и тупо уставился на передатчик. Кто-то только что говорил с ним – голосом, которым отдают команды на плацу. Или ему послышалось? Лиминг подождал немного, но ничего не произошло, и он опять прилег. Динамик тут же нетерпеливо заорал:
– Ты что, оглох? Убавь скорость, пока мы тебя не потеряли!
Раздраженный Лиминг вылез из-под одеяла, сел за пульт управления и неторопливо приступил к работе. Передний тормозной двигатель выпустил две струи пара, тут же пролетевших вдоль бортов корабля. Кормовые дюзы уменьшили тягу. Он наблюдал за приборами, пока не решил, что стрелки ушли влево достаточно далеко для того, чтобы всех осчастливить. Тогда он вернулся в постель и снова закутался в одеяло. Ему казалось, что он раскачивается в небесном гамаке и наслаждается волшебным покоем, но из передатчика снова донесся рев:
– Еще! Еще убавь!
Он сбросил одеяло, доплелся до пульта и убавил-таки скорость еще раз. Затем, наклонившись к передатчику, произнес страстную речь. Местами она состояла из междометий, а также включала обширный экскурс в основные функции человеческого организма. Насколько он знал, среди его изумленных слушателей должны были находиться два контр-адмирала и с дюжину коммодоров. Если так, то он неплохо их просветил.
В ответ Лиминг не услышал ни резких окриков, ни возмущенных начальственных голосов. За подобные упражнения в ораторском искусстве на большом боевом корабле ему влепили бы сорок нарядов и отправили под трибунал. Но в космическом флоте существовало негласное мнение, что разведчики, месяцами лишенные общества себе подобных, на девяносто процентов становятся готовыми клиентами для психиатра. При исполнении служебных обязанностей они могли говорить все, что им заблагорассудится. Как правило, они так и поступали. Великолепно, когда тебя официально считают рехнувшимся.
На протяжении трех недель конвой сопровождал Лиминга в таком мрачном молчании, которым обычно окружают в семье слабоумного родственника. Все это время он бесился от нетерпения, потому что их максимальная скорость была куда меньше, чем у его корабля, и необходимость приноравливаться к ним вызывала у Лиминга ощущение автогонщика, следующего за похоронной процессией.
Главным виновником неторопливости их шествия являлся сирианский линкор «Уоссун», здоровенный неуклюжий дредноут, который плелся, как разжиревший гиппопотам; все прочие, более скоростные крейсера и истребители были вынуждены плестись вместе с ним. Лиминг не знал названия этого корабля, но понимал, что перед ним линкор, поскольку на инфракрасном экране тот походил на светящуюся горошину в окружении огненных булавочных головок. Каждый раз, когда Лиминг видел эту горошину, он отпускал в ее адрес грязное ругательство. Однажды, в очередной раз выпуская пары, он услышал, как динамик снова включился и впервые за много дней произнес:
– Понк!
Понк? Какой, к черту, понк? Насколько он помнил, это слово обозначало что-то очень важное. Он спешно пролистал книгу кодов и нашел: «Враг в поле зрения».
На его экранах неприятеля не было видно. Наверно, вражеские корабли находились вне зоны обнаружения локатора и были замечены летящим далеко впереди авангардом, который состоял из четырех эсминцев.
– Волна Ф, – раздался приказ из динамика.
Значит, готовясь к сражению, они поменяли частоту сигналов. Лиминг повернул ручку настройки многоволнового приемника с деления Т на деление Ф. Из динамика быстро понеслись лаконичные донесения кораблей конвоя.
– Резервная группа, влево двадцать, отклонение двенадцать.